— Я все время забываю, — сказал он тихим голосом. — Ты взлетаешь ввысь так легко и быстро, однако всего несколько часов назад еще была нетронутой девой. Прости меня.
— Только если ты прикоснешься ко мне.
Дункан вскинул голову. Заглянул в глаза своей жены и увидел в них отражение своей собственной неутоленной страсти.
Но он еще не прикоснулся к ней.
— Ты хочешь меня, — проговорил он. Удивление в голосе Дункана рассмешило Эмбер и одновременно вызвало у нее желание поколотить его.
— А я разве говорила тебе что-то другое? — спросила она.
— Но я думал, что это говорит в тебе мое желание, которое ты ощущаешь.
— Иногда, мой темный воин, голова у тебя делается очень глупой.
Дункан улыбнулся и тыльной стороной руки, слегка касаясь, провел над треугольником, покрытым темно-золотыми завитками.
— Здесь у тебя болит? — спросил он хриплым шепотом.
Из горла Эмбер вырвался сдавленный звук. Ее согнутое колено было приглашением к большей близости.
Но Дункан хотел еще большего. Это было ему нужно. Он должен до конца быть уверен, что Эмбер поддалась своему собственному желанию, а не просто уступила его напору.
— Если ты хочешь, чтобы я вошел в твой теплый замок, ты должна сама отворить ворота.
На мгновение Эмбер замерла. Потом прерывисто вздохнула и слегка изменила положение ног.
Дункан расстегнул плащ и отбросил его в сторону.
— Шире, — прошептал он.
Эмбер снова шевельнула ногами. Щеки ее опять стал заливать румянец.
Быстрыми, нетерпеливыми движениями Дункан распустил шнуровку рубашки и уронил ее на пол. Жаждущий, одобрительный взгляд, которым окинула его жена, никак не мог остудить горячего бега крови по его телу.
Не мог этого сделать и вид жены, лежавшей перед ним с наполовину раздвинутыми ногами. Кожа ее светилась подобно жемчугу на фоне меха. Но и этого было недостаточно.
— Еще шире, — настаивал он.
— Дункан…
В его имени звучало и возражение, И требование, чтобы он перестал ее мучить.
Она медленно раздвинула ноги еще немного. С каждым новым движением она чувствовала себя все более уязвимой, и ее белые, стройные ноги начали дрожать.
Склонившись над Эмбер, Дункан увидел чуть заметные пятна на безупречной коже с внутренней стороны ее бедер. Когда он понял, откуда у нее эти пятна, губы сложились в горькую складку.
— Твой замок все еще слишком хорошо обороняется, — сказал Дункан. — Ворота должны быть широко распахнуты. Очень широко.
Теперь щеки Эмбер пылали огнем.
— Почему? — прошептала она.
— В тот раз я силой раздвинул тебе ноги, — тихо проговорил Дункан.
— Неправда, — громче произнесла Эмбер.
— Нет, правда, — резко возразил он. — Вот и следы, оставленные моими руками.
— Но ведь…
— Если ты хочешь, чтобы я лежал между твоими ногами, ты должна сама дать мне там место, по своей воле и желанию.
При мысли о том, что Дункан снова будет лежать у нее между ногами и что она вновь почувствует тот экстаз, который охватит его, когда его семя хлынет в ее лоно, тело Эмбер свело судорогой страсти.
От этой мысли у нее внутри набух и прорвался ручеек наслаждения. Жар растекся по всему ее телу и сразу смягчился от скрытно пролившегося дождя. С тихим стоном она открылась полностью, повинуясь одному лишь своему страстному желанию.
Горящий взгляд Дункана подействовал на нее, словно утонченная ласка. Она страстно всхлипнула, ощутив, как огненная сеть туже стянула все ее тело, изменяя его, готовя его принять Дункана. Ноги ее снова шевельнулись, как будто Дункан уже был у нее внутри, деля с нею свое тело.
— Ты еще прекраснее, чем все слова, которые я мог бы тебе сказать, — прошептал Дункан.
— А ты прикоснись ко мне, и я все узнаю.
— Да. И я тоже.
С этими словами Дункан опустил руку, и его длинный палец скользнул плавно и глубоко внутрь Эмбер, проверяя истинность ее страсти. Она замерла и тихо застонала, словно он стегнул ее кнутом.
Но это был стон не боли, а наслаждения, и Дункан знал это так же точно, как и сама Эмбер. Восхитительная горячая влага оросила его ласкающий палец и пролилась ему в ладонь.
Ее страсть, ее отклик, ее потребность.
Не просто отражение его чувств.
Хриплый звук, выражавший и неутоленную страсть, и облегчение, вырвался из горла Дункана. Медленным движением он извлек палец из тела Эмбер, которое с такой готовностью принимало его ласку.
— Нет, — проговорила она. — Дункан, я…
Голос ее прервался, когда он стал обводить нежные лепестки, которые больше не скрывались под золотыми завитками. Она открывалась перед ним подобно цветку и, подобно цветку, вызывала восхищение. Ее желание, которое он мог обонять и осязать, пьянило его. Он снова погрузил палец и снова получил ответ огненной влагой.
Потом прикосновение Дункана исчезло, и Эмбер осталась одна, истязаемая на дыбе неудовлетворенного желания. У нее вырвался протестующий крик.
— Потерпи, — тихо произнес он. — Я хочу быть таким же нагим, как и ты.
Но руки Дункана совсем не казались терпеливыми, срывая с него оставшуюся одежду под неотступным взглядом желтых, как само пламя, глаз.
Когда он вновь повернулся к Эмбер, у нее округлились глаза. Его плоть восстала полностью, он являл собою воплощение мужской силы, и все его могучее тело влажно светилось, ожидая утоления голода.
— Эмбер?
— Ты был таким и в Каменном Кольце? — спросила она.
— Да.
Она перевела дыхание, которое задерживала, сама того не замечая.
— Ну, тогда… тогда и в этот раз мы прекрасно подойдем друг другу, — проговорила она. И добавила еле слышно: — Хотя я не могу представить, как это получится.