— Что ты знаешь о моем прошлом? — тихим голосом повторил Дункан свой вопрос.
— Ничего, что принесло бы тебе облегчение, — повторила свой ответ Кассандра.
Дункан молча ждал.
— Она говорит правду, — сказала Эмбер. Дункан разжал руку, отпуская Кассандру.
Ее обращенная к нему улыбка была одновременно и сочувственной, и холодно-насмешливой в ответ на его заносчивость — ведь он усомнился в честности мудрой женщины.
— Ты поступаешь благоразумно, слушаясь жену, — колко сказала Кассандра. — Смотри, оставайся таким же и тогда, когда будешь знать и прошлое, и настоящее.
Переведя взгляд на Эрика, она продолжала, обращаясь к нему:
— С твоего позволения, лорд, у меня новорожденный младенец, которому я нужна больше, чем новобрачным.
— Конечно, мудрейшая, — ответил Эрик. — И тебе не нужно спрашивать у меня позволения.
— О, мне доставляет удовольствие делать это.
— Правда?
— Разумеется, — сухо произнесла Кассандра. — Ведь только в этом случае ты и слушаешь меня.
Раздался громкий хохот, ибо в кругу рыцарей было хорошо известно, что их молодой лорд был столь же упрям, как и необъезженный жеребец. Громче всех хохотал сам Эрик, потому что знал себя лучше, чем они.
Под звуки смеха Дункан наклонился к Эмбер и заговорил так, чтобы слышно было лишь ей одной.
— Ты знаешь, что известно Кассандре?
— О твоем прошлом?
— Да.
— Я знаю, что она редко ошибается.
— А это значит?..
— Это значит, что в твоем прошлом нет ничего, что сделает тебя счастливым в настоящем.
— Ты в этом уверена?
— Спрашивай самого себя, не меня.
— Но я ничего не знаю.
— И не желай знать. Не сейчас. Не сейчас, когда ты женат.
Глаза Дункана сузились. Но прежде чем он успел заговорить, снова заговорила Эмбер.
— Разве ты собираешься провести свою брачную ночь, задавая вопросы, ответы на которые принесут тебе лишь огорчение? — спросила она.
— А это правда?
— Правда.
От безрадостной уверенности в глазах Эмбер еще одна волна холода прошла по спине Дункана.
— Эмбер?
Она приложила кончики пальцев к его губам, запечатав внутри все вопросы, которые он не задал и на которые она не хотела отвечать.
— Вместо того чтобы задавать вопросы, которые ни одному из нас не хочется слышать, — прошептала Эмбер, — не лучше ли отвести молодую жену в уединение спальни и начать наше будущее?
Когда Дункан ввел ее в комнату, которую спешно, но с тщанием убрали для их брачной ночи, она вскрикнула от восторга и удивления.
— Как здесь чудесно, — сказала она.
Комната предназначалась для хозяйки замка, и в ней до сих пор никто не жил, ибо у Эрика еще не было супруги. Комнату наполнял экзотический аромат мирра, поднимавшийся от масляных светильников, их яркие, ровно горящие язычки превращали темноту в золотистый свет. В очаге у дальней стены горело такое твердое и сухое дерево, что почти не было дыма, для которого позади поленьев был искусно устроен дымоход.
— И какая роскошь! — добавила Эмбер. Смеясь, она быстро повернулась кругом, и от этого ее золотое платье приподнялось и всколыхнулось, будто живое.
Дункан с большим трудом удержался, чтобы не прогнуть руки к этой грациозной янтарной девушке, которая горела у него в крови ярче любого огня. Он понимал, что не должен смотреть на нее, не говоря уж о том, чтобы крепко прижать ее к себе и снова погрузить свою твердую плоть в ее податливую мягкость.
Нельзя так спешить. Он слишком груб, в нем слишком много от воина, а тело Эмбер такое нежное и хрупкое. Если он опять войдет в нее и снова увидит на себе ее алую кровь, то не знает, что с ним будет.
Молчание Дункана и серьезное выражение его лица потушили радость Эмбер, вызванную видом роскошной комнаты.
— Тебе здесь не нравится? — с беспокойством спросила она обводя рукой вокруг.
— Нравится.
— У тебя такой суровый вид. Может, ты… ты что-то вспоминаешь?
— Да.
Сердце Эмбер мучительно сжалось от страха. Еще не время. Если он вспомнит сейчас, то все пропало! И я тоже.
— Что же ты вспоминаешь? — тихим голосом спросила она.
— Вид твоей крови у меня на теле. — Облегчение было таким сильным, что у Эмбер закружилась голова.
— Ах, вот что, — проговорила она. — Но это же безделица.
— То была кровь твоей девственности!
— Пиявке случалось высасывать из меня больше крови, — сказала Эмбер с улыбкой, вспомнив, как Дункан отмахнулся тогда от своей раны. — И из тебя тоже, мой темный воин. Ты сам мне так сказал.
Дункан против воли улыбнулся в ответ. Ничего не сказав, он обвел взглядом комнату, но его глаза снова и снова возвращались к брачному ложу.
Оно было достаточно велико для мужчины ростом с Дункана — или с Эрика. Полог над ним и драпировки были из дорогой материи в золотых, зеленых и индиговых тонах. Роскошное меховое одеяло лежало поверх простыней из такого тонкого полотна, что они казались мягче пуха, которым была набита перина. Кружево, окаймлявшее простыни, было изумительной красоты — словно бесчисленные снежинки сплелись в узор, который не смог бы растопить даже самый жаркий огонь в очаге.
— Ты видел когда-нибудь такую красоту? — спросила Эмбер, заметив, что Дункан смотрит на постель.
Как только эти слова вылетели у нее изо рта, ей захотелось взять их обратно. Меньше всего она желала сейчас говорить о памяти Дункана. Или об ее отсутствии.
— Убранство очень богатое, — согласился Дункан. — Эрик — щедрый лорд. Эта комната больше приличествует покоям самого лорда, чем его сенешаля.
— Эрик доволен нашим браком.