— Все, — буркнул разбойник.
— Не совсем.
— Лорд, я пуст, как утроба вдовы!
Эрик вскочил с кресла с такой скоростью, что разбойник не успел спастись бегством. Только что Эрик спокойно сидел. В следующее мгновение он уже одной рукой держал разбойника за сальные волосы, а другой приставил острие серебряного кинжала к его покрытой грязью шее.
— Хочешь подохнуть без исповеди, со свежей ложью на губах? — нежно спросил Эрик.
Один взгляд в глаза Эрика убедил разбойника, что он предпочел бы обменяться взглядами с самим сатаной, чем с этим колдуном, который смотрел на него сейчас.
— Я… я… — заикаясь, пролепетал разбойник.
— Янтарь. Выкладывай его.
— Какой янтарь? Я не такой богач, чтобы… аи! Вранье прекратилось, потому что острие кинжала чувствительно кольнуло шею. Руки разбойника судорожно зашарили под плащом. Появился на свет еще один мешочек. Руки дернули за шнурок. На стол выпал сломанный браслет и засиял оттенками золота.
Янтарь, чистый и прозрачный, драгоценный — обладать им мог лишь какой-нибудь богатый лорд.
В наступившей тишине стал слышен звук шагов Альфреда, спешившего к ним через большой зал. Он приостановился, увидев, что острие кинжала приставлено к горлу разбойника. В следующее мгновение в руке Альфреда сверкнул большой боевой кинжал.
— Ты принес серебро? — спросил Эрик. Ласковый тон Эрика заставил Альфреда пожелать очутиться где-нибудь в другом месте. И как можно скорее.
— Да. Тридцать монет.
— Прекрасно. Отдай их этому «пилигриму». Альфред высыпал монеты в трясущуюся руку разбойника.
— У тебя есть имя? — продолжал Эрик. — Б-Боб.
— Случайно не Боб Бьющий-в-Спину? Разбойник побледнел. Лицо его покрылось бисеринками пота.
— Повсюду в Спорных Землях известно, — тихим голосом сказал Эрик, — что девушка, с чьей руки этот браслет, находится под моим покровительством.
— Она жива-здорова, лорд, клянусь тебе в этом душой матери!
— Известна и та кара, которая постигнет любого, кто осмелится поднять руку на Эмбер Неприкосновенную.
Разбойник хотел что-то сказать, но Эрик неумолимо продолжал все тем же тихим голосом:
— Альфред, отведи Боба к священнику. Пусть тот его исповедует. Потом вздерни его.
Разбойник повернулся и хотел броситься бежать. С быстротой наносящей удар змеи Эрик подставил ему подножку, и разбойник растянулся у ног Альфреда.
— Не заставляй меня жалеть об оказанной тебе милости, — сказал Эрик.
— Милости? — переспросил ошеломленный разбойник.
— Да, тварь. Милости. По закону я мог бы отрубить тебе руки, открутить яйца и содрать со спины кожу, а потом вытащить твои кишки через пупок и четвертовать тебя, оставив твою непрошенную душу дьяволу, чтобы тот терзал ее до Второго пришествия. Разбойник тихо завыл.
— Но я милостив, — продолжал Эрик. — Я велю тебя исповедать и повесить на крепкой веревке, то есть с тобой поступят более благопристойно, чем ты поступил с той, чьи волосы остались на зубьях этого серебряного гребня и чья кровь оставила след на твоем кинжале.
Разбойник затрясся от ужаса.
— Ты колдун! Только колдун может прознать про такое!
— Отдай священнику серебро и все остальные пожитки этой твари для раздачи бедным, — сказал Эрик Альфреду.
— Слушаюсь, лорд.
Альфред нагнулся, схватил разбойника и поволок его прочь. Когда они были уже почти у самой двери большого зала, Эрик окликнул своего рыцаря:
— Альфред!
Тот остановился и оглянулся через плечо.
— Да, лорд?
— Когда все будет сделано, сожги веревку.
Эмбер спешилась прежде, чем Дункан успел обойти свою лошадь, чтобы помочь ей. В первый момент ее колени подогнулись, но потом сразу же выправились и стали послушны.
Губы Дункана крепко сжались под усами, когда он увидел, что Эмбер уже не выказывает желания прикасаться к нему. Но он не винил ее. Ведь то, что должно было стать восхитительным посвящением в тайны близости между мужчиной и женщиной, было сделано с грацией быка, покрывающего корову.
— Спасибо, Эгберт, — сказала Эмбер, когда оруженосец подошел взять поводья. — Эрик уже вернулся из Морского Дома?
— Да. Он ожидает тебя в своем покое. Поспеши. Он в ужасном гневе.
Дункан повернулся и вопросительно посмотрел на оруженосца.
— Откуда ты знаешь? — спросил он.
— Меньше часа назад он велел повесить человека. Эмбер повернулась к нему так быстро, что капюшон упал у нее с головы, открыв растрепанные волосы.
— За что? — резко спросила она.
— У парня в мешочке оказался янтарный браслет. Говорят, твой.
Быстрый взгляд, брошенный на левое запястье, подтвердил опасения Эмбер. Вместо трех ниток янтаря на руке осталось всего две. В пылу схватки — и того, что за этим последовало, — она не заметила потери.
— Понимаю, — произнесла Эмбер тихим голосом.
Она подобрала юбки и быстро пошла через небольшой внутренний дворик замка к крыльцу. Дверь была открыта, как будто кто-то внутри замка с нетерпением ждал ее.
Дункан догнал Эмбер перед входом в большой зал. В личный покой лорда они вошли вместе.
Представшая их глазам картина не дышала миром и спокойствием. Хотя лишь одному волкодаву и соколу разрешалось делить с хозяином тепло этой комнаты, их беспокойное поведение говорило о том, что Эрик в дурном расположении духа.
— Что это говорят о каком-то повешенном разбойнике? — спросила Эмбер, прежде чем успел заговорить Дункан.
Не торопясь, Эрик отложил в сторону рукопись, которую читал. Посмотрел сначала на Эмбер, потом на Дункана.
— Повешение, — отчеканил он, — эта кара, постигающая любого, кто осмеливается прикоснуться к запретному.