— Клянусь святой кровью Господней, — хрипло сказал Дункан, поняв наконец источник страха Эмбер. — Ты хочешь меня так же сильно, как я хочу тебя.
В ее улыбке был привкус горечи. Она порывисто вздохнула.
— Нет, Дункан. Я хочу тебя больше. Во мне сливаются оба желания — твое и мое.
— Поэтому ты и боишься?
— Да. Меня страшит… это.
Эмбер снова коснулась кончиком языка шеи Дункана, наслаждаясь вкусом и теплом его тела, гладкостью кожи, но больше всего быстрыми, сильными толчками его крови, ощущавшимися совсем близко, сразу под кожей.
— Не бойся этого. — Низкий голос Дункана звучал почти резко. — Страсть подобная этой — Божий дар.
Эмбер грустно засмеялась.
— Так ли это? Такой ли это дар — видеть рай издалека и знать, что вход туда тебе заказан?
Одна рука Дункана скользнула к Эмбер под капюшон. Его пальцы проникли в слабо заплетенные волосы, и несколько прядок попало к ним в плен. Постепенно ему удалось повернуть ее голову так, что он смог заглянуть в ее золотистые глаза.
— Мы можем вкусить блаженство рая, не нарушив его коралловых врат, — сказал Дункан.
— Разве это возможно?
— Да.
— А как?
— Следуй за мной. Я покажу тебе.
Дункан преодолел то ничтожное расстояние, которое разделяло их губы. Губы Эмбер открылись, пропуская его язык. Она снова испытала уже знакомое восхитительное ощущение, когда его кончик быстро скользнул по внутренней поверхности ее губ.
Потом касание его языка стало жестче, настойчивее; он ощупывал уголки рта и края губ, стремясь проникнуть в теплую темноту, лежавшую чуть дальше предела досягаемости.
— Что ты хочешь… — начала Эмбер.
Но закончить вопрос она так и не успела, потому что его язык проскользнул у нее между зубами, похитил ее слова и оставил взамен огонь.
От этого ритмичного скольжения, отступления и возвращения его языка огонь внезапно полыхнул у нее по всему телу. Но рожденный им жар, не успев разгореться в полную силу, почти сразу же угас, ибо упругое, возбуждающее тепло его языка куда-то исчезло.
Еле слышный вскрик, вырвавшийся из горла Эмбер, подействовал на Дункана, будто удар бича. Ищущее встречное движение ее языка отозвалось вспышкой чистого пламени у него в паху. Он засмеялся низким смехом, идущим из глубины его груди, и еще крепче сжал Эмбер в объятиях, притянув ее еще ближе к той части своего тела, что пылала жарче всего.
— Не это ли ты ищешь? — спросил Дункан.
Его язык прорвался .между зубами Эмбер, когда он крепко прижал ее бедра к своим. В ответ она так жадно потянулась к нему, что у него закружилась голова. С тихим стоном она еще теснее припала к горячим источникам наслаждения на его теле. Когда он попробовал подвинуться, чтобы притушить разгоравшееся между ними жаркое пламя, то ее руки обвились вокруг его шеи, а ее язык устремился навстречу его языку в чувственном поединке, в котором не могло быть побежденных.
Не отрываясь от ее губ, Дункан приподнял Эмбер и осторожно опустил ее в траву. У нее под плащом его рука потянула и распустила шнурки. Вдруг он чуть-чуть повернул голову и несколько раз легонько прихватил зубами ее губы.
Медовый огонь брызнул и разлился у Эмбер внутри, и она застонала. Дункан стал нежно покусывать ей шею, и от этого по ее порозовевшей коже побежала новая жаркая волна. Когда он попытался разнять ее руки, обнимавшие его за шею, она воспротивилась этому.
— Знаю, что мы должны остановиться, — сказала Эмбер, — но не сейчас.
— Нет, не сейчас, — согласился Дункан. — Нам предстоит пройти еще немалый путь, прежде чем мы окажемся перед последней дверью и повернем обратно.
Он снова прильнул губами к ее губам. Мягко и постепенно, в то время как его язык манил ее и мучил обещаниями райского блаженства, он разомкнул кольцо ее рук вокруг своей шеи и прижал их к ее бокам.
Эмбер не понимала, чего хочет Дункан, пока не почувствовала, как прохладный воздух овевает ее груди. Полы ее плаща были распахнуты и откинуты по обе стороны ее тела, она была обнажена по пояс, а ее руки оказались привязанными к бедрам складками наполовину спущенной одежды.
Дункан уже не касался ее. Он просто смотрел на нее пылающими глазами. Груди у нее были прекрасной формы, не слишком полные и не слишком маленькие, теплые и тугие, а розовые соски напоминали бутоны шиповника. Он жаждал взять каждый бутон в рот и ласкать его языком, жаждал ощутить на вкус бархатистую мягкость ее грудей.
В ложбинке между ее грудями лежал сгусток золотого света, навек плененный в вечном янтаре. Подвесок мерцал и переливался блеском, словно вобрал в себя саму жизнь Эмбер.
Он прикоснулся к подвеску в безмолвном приветствии. Потом убрал руку и просто смотрел на красоту, которую раньше скрывали тяжелые складки одежды.
— Дункан? — шепотом окликнула Эмбер.
Она заглянула ему в глаза и вздрогнула от того, что в них увидела.
— Тебе холодно? — спросил Дункан, заметивший ее дрожь.
Она опять вздрогнула, на этот раз от звука его голоса — шершавого, словно кошачий язык. Она хотела ответить ему, но во рту у нее пересохло, а сердце неистово стучало. Теперь, когда Дункан не касался ее и к ней не перетекало его желание, ее собственное возбуждение стало угасать под влиянием беспокойства.
— Не тревожься, золотая моя колдунья, — сказал Дункан прерывающимся голосом, склоняясь над Эм-бер. — Я согрею тебя.
Жгучее прикосновение рук и губ Дункана к ее грудям было для Эмбер неожиданным и неимоверно возбуждающим. Когда он поцеловал сначала один розовый бутон, потом другой, они отвердели, словно по волшебству. Его усы щекотали чувствительную плоть, а язык лизал медленно, жарко.