Усмехнувшись, Дункан дал цепи скользнуть меж пальцев, пробуя вес и длину молота.
— Если мне попадутся навстречу разбойники, которым пришла охота пораньше отправиться на тот свет, — ответил Дункан, — то было бы жаль не исполнить их желания только потому, что я безоружен.
Саймон засмеялся в открытую.
Эрик усмехнулся своей «волчьей» усмешкой, которую ему приписывала молва.
Все трое смотрели друг на друга, узнавая — и по достоинству оценивая — горячую бойцовскую кровь, текущую в жилах у каждого.
Вдруг Эрик хлопнул и Дункана, и Саймона по плечу, словно они были братьями по крови, а не только по склонности.
— Рядом с такими воинами, как вы оба, я не побоюсь схватиться и с самим Глендруидским Волком, — сказал он.
Саймон перестал улыбаться.
— Шотландский Молот пробовал. И был побежден. На мгновение Дункан замер в такой неподвижности, что казалось, будто даже сердце у него остановилось. У Эмбер оно действительно остановилось, потом прыгнуло и отчаянно заколотилось.
— Дункан! — Она умоляла, уже не скрываясь. — Пожалуйста, поедем прямо сейчас на болото.
Дункан не отвечал одно мгновение, два мгновения, три…
Потом издал тихий звук, похожий на стон. Его пальцы сдавили молот с такой силой, что сталь, казалось, готова была уступить плоти.
— Да, — наконец отозвался он тихим голосом. — Я поеду с тобой.
— Перед закатом может быть гроза, — предупредил Эрик.
Нежно улыбнувшись, Дункан коснулся прядки волос Эмбер.
— Когда рядом Эмбер, солнце всегда со мной, — сказал он.
Она улыбнулась в ответ, хотя губы у нее дрожали от страха за него, и этот страх был так силен, что она еле удерживалась от крика.
— Может, оставишь это здесь? — спросила Эмбер, указав на молот.
— Нет. Теперь я могу защищать тебя.
— В этом нет нужды. Так близко от Морского Дома нет никаких разбойников.
Не обращая внимания на остальных, Дункан наклонился так, что его губы почти касались волос Эмбер. Он глубоко вдохнул их запах и заглянул в ее встревоженные золотистые глаза.
— Я не стану рисковать тобой, бесценная Эмбер, — прошептал он. — Если кто-то поранит тебя, то боюсь, кровь пойдет у меня.
Как ни тихо были сказаны эти слова, Саймон их услышал. Он посмотрел на Эмбер со злостью, которую трудно было скрыть.
Проклятая колдунья. Украла у человека разум и еще смеется!
— Дункан, — тоже шепотом отозвалась Эмбер. Это имя прошелестело скорее как вздох. Она взяла его твердую руку в свои, не обращая внимания на холодную тяжесть цепи.
— Поспешим, мой темный воин. Я уже собрала нам с собой ужин и послала сказать, чтобы приготовили двух лошадей.
— Трех, — поправил ее Эрик.
— Ты тоже едешь? — спросила Эмбер с удивлением.
— Нет. Едет Эгберт.
— А, Эгберт. Ну конечно. Что ж, мы просто не будем обращать на него внимания.
Дункан осторожно пошевелился, а потом оглянулся через плечо, чтобы не встревожить пугливую лошадь. Они потихоньку улизнули с места привала, оставив спящего Эгберта в обществе его лошади и лошади Дункана, которые паслись неподалеку. Эмбер настояла на том, чтобы, отправляясь на болото, взять только ее лошадь.
Там, где кончались ровные поля, окружавшие Морской Дом, тропа почти сразу стала неровной и трудной, особенно для лошади, несущей двух всадников. Некоторые места, через которые они проезжали, заставляли Дункана изумленно хлопать глазами. На первый взгляд казалось, что пути здесь нет. Но стоило сделать несколько шагов в сторону от тропы и посмотреть снова, как глазам открывался на удивление легкий путь.
Этого было достаточно, чтобы смутить дух человека. Было также видно, что и лошади это совсем не по душе. Или, может быть, животное просто не привыкло носить двух седоков.
— Его нигде не видно, — сказал Дункан, снова оглянувшись.
— Бедный Эгберт, — откликнулась Эмбер, но тон, каким были сказаны эти слова, показывал, что ее все это скорее забавляет, нежели тревожит. — Эрик страшно рассердится.
— «Бедный Эгберт» спит себе по ту сторону горной гряды, — проворчал Дункан. — Лежит, раскинувшись в поле, под теплыми лучами солнца, не знающего, что лето ушло. Разве это такая уж тяжкая судьба?
— Будет тяжкая, если узнает Эрик.
— Если юный оруженосец хотя бы наполовину так умен, как ленив, он не скажет Эрику, что уснул.
— Если бы Эгберт был настолько умен, то не был бы так ленив.
Дункан рассмеялся и крепче обхватил правой рукой гибкую талию Эмбер Левой рукой он держал поводья. Руки Эмбер лежали поверх его рук, словно ей была приятна просто теплота его тела.
— Но ведь мы оставили твоего коня И написали, чтобы он ждал нас.
— Ты уверена, что он умеет читать?
— Лучше, чем писать, как говорит Кассандра.
— Так он и писать умеет? — удивленно спросил Дункан.
— Плохо. Эрик иногда теряет надежду, что сможет когда-нибудь научить его подсчитывать урожай, скот и налоги.
— Тогда почему он не отошлет мальчишку обратно к отцу?
— У Эгберта нет отца. Эрик подобрал его у дороги. Его отца убило упавшим деревом.
— У Эрика привычка такая — подбирать потерявшихся людей и заботиться о них?
— Если они не могут позаботиться о себе, кто-то же должен это сделать.
— Значит, поэтому ты и выхаживала меня? — спросил Дункан. — Из чувства долга и сострадания?
— Нет.
Эмбер вспомнила, что она почувствовала, когда впервые прикоснулась к Дункану. Удовольствие было таким острым, что она от неожиданности отдернула руку. Потом снова коснулась его.
И отдала ему свое сердце.
— С тобой все было иначе, — тихо произнесла Эмбер. — Прикасаться к тебе было мне приятно.