Она кивнула головой.
И не сказала ни слова.
С нетерпеливым проклятием Эрик развернул лошадь, пришпорил ее и поскакал вперед. Двое рыцарей с оруженосцами рысью подъехали через луг и присоединились к этой небольшой кавалькаде. На них под плащами были надеты кольчуги, а головы были защищены металлическими шлемами. При них были также длинные, каплеобразной формы щиты, какие саксы переняли у своих завоевателей-норманнов. Под седлом у обоих рыцарей были боевые кони.
Дункан перевел взгляд с рыцарей в полном вооружении на Эрика.
— Несмотря на одежду, которую мне прислали из замка Каменного Кольца, я вдруг почувствовал себя таким же голым, как тогда, когда меня нашли, — сухо сказал Дункан.
— Ты думаешь, что когда-то носил доспехи? — спросил Эрик.
— Я это знаю.
Уверенность, прозвучавшая в голосе Дункана, не допускала сомнений.
— И это заставляет меня думать, не взял ли мои доспехи тот, кто меня нашел, — в уплату за свои труды, — добавил Дункан.
— Не взял.
— Ты как будто уверен в этом.
— Уверен. Тот, кто тебя нашел, это я. Дункан вопросительно приподнял правую бровь.
— Эмбер сказала мне только, что ты принес меня к ней.
По сигналу Эрика рыцари повернули лошадей и выехали со двора хижины. Через какое-то время Эрик поехал рядом с Дунканом.
— Как твоя память — возвращается к тебе? — спросил Эрик.
— Кусочки и осколки, не более того.
— Например?
Хотя вопрос был задан вполне вежливым тоном, обоим было ясно, что это требование, приказ.
— Я воевал с сарацинами — сказал Дункан, — но не знаю когда и где.
Эрик кивнул, не высказав никакого удивления.
— Я чувствую себя голым без оружия и доспехов, — продолжал Дункан. — Знаю, что такое соколиная охота.
— Ты хорошо держишься в седле, — добавил Эрик. Лицо Дункана приняло сначала удивленное, потом задумчивое выражение.
— Странно. Я думал, что и все так.
— Рыцари, оруженосцы и воины — да, — сказал Эрик. — Крепостные, вилланы, торговцы и им подобные — нет. Некоторые священники хорошо ездят верхом. Большинство — нет, только те, кто знатного происхождения.
— Не думаю, что я священнослужитель.
— А почему бы и нет? Немало славных священников-воинов выступало против сарацин за Церковь и Христа.
— Но Церковь желает — а с недавнего времени даже требует — обета безбрачия.
При этих словах Дункан невольно оглянулся через плечо на ехавшую в одиночестве Эмбер.
Она заметила его взгляд и улыбнулась.
Дункан тоже улыбнулся в ответ, следя за ней со страстным томлением, которого не мог скрыть. Даже в это серое, дождливое утро она, казалось, притягивала к себе свет, становясь лучезарной сущностью, которая согревала вокруг всех и вся.
Он жалел, что не волен ехать рядом с Эмбер, чтобы ногой изредка касаться ее ноги. Он любил наблюдать, как ее щеки заливает румянец от его прикосновения, слышать, как учащается ее дыхание, и ощущать скрытое пробуждение ее чувственности.
— Нет, — сказал Дункан, вновь повернувшись к Эрику, — безбрачие не по мне. Ни сейчас, ни потом.
— Даже не помышляй об этом, — ледяным тоном произнес Эрик.
— Не помышлять о чем, милорд? — спросил Дункан.
— О том, чтобы соблазнить Эмбер.
— Ни одну девицу невозможно соблазнить без ее разрешения.
— Эмбер зовется Неприкосновенной. Она абсолютно невинна. Она не будет иметь ни малейшего понятия о том, что нужно от нее мужчине, пока не будет уже слишком поздно.
Дункан засмеялся, чем привел Эрика в сильное возмущение.
— Ни одна нетронутая дева не может так пылко и чувственно отзываться на присутствие мужчины, — с усмешкой возразил Дункан.
Возмущение Эрика уступило место холодной ярости.
— Заруби себе на носу, Дункан Безымянный, — четко произнес Эрик. — Если ты соблазнишь Эмбер, то тебе придется встретиться со мной в поединке. И ты умрешь.
Несколько мгновений Дункан ничего не говорил. Потом он посмотрел на Эрика холодным, оценивающим взглядом человека, для которого сражения вовсе не были чем-то новым иди страшным.
— Не вынуждай меня схватиться с тобой, — сказал Дункан, — потому что я выйду победителем. Твоя смерть опечалила бы Эмбер, а у меня нет желания причинять ей горе.
— Тогда держи свои руки подальше от нее.
— Как будет угодно леди. Если она, как ты говоришь, неприкосновенна, то это будет не трудно. Она не попадется на приманку чувства.
— А ты ее не подбрасывай, — отрезал Эрик.
— А почему бы нет? Она уже давно переступила брачный возраст, однако все еще не обручена и не принадлежит никакому лорду. — Помолчав, Дункан добавил: — Или я ошибаюсь?
— Обручена? Нет.
— Она возлюбленная какого-то лорда?
— Я же сказал тебе, Эмбер неприкосновенна!
— Она твоя? — не отставал Дункан.
— Моя? Ты что, не слышал, что я сказал? Она…
— Неприкосновенная, — перебил Дункан. — Да. Это ты так говоришь.
Дункан нахмурился, пытаясь понять, почему Эрик так упорно твердит, что Эмбер — девственница, тогда как сам он ничуть не сомневался в противоположном.
— Ты бережешь Эмбер для себя? — после минутного молчания спросил Дункан.
— Нет.
— В это трудно поверить.
— Почему?
— Эмбер такая… необычная. Ни один увидевший ее мужчина не может не пожелать ее.
— Я могу, — резко сказал Эрик. — Я к Эмбер испытываю не больше плотского желания, чем испытывал бы к родной сестре.
От удивления Дункан не мог вымолвить ни слова и молча смотрел на Эрика.
— Мы вместе выросли, — пояснил, тот.
— Тогда почему ты против того, чтобы я прикасался к ней? Ты ее уже просватал? Или она чувствует тягу к монашеской жизни?