— Что ты говоришь? — грубо перебил ее Эрик.
— …исключила себя из ваших мужских расчетов, замешанных на гордости, власти и смерти.
— Что она сделала — требовательно спросил Эрик.
— Она отдала свой янтарный подвесок Дункану. Сокол пронзительно закричал, словно его кровь вдруг превратилась в огонь.
Но даже этот крик сокола не мог заглушить леденящий душу рев мужской ярости, донесшийся до большого зала с верхнего этажа.
Кассандра наклонила голову набок, как если бы наслаждалась этим звуком. Ее улыбка была сурова, словно зима.
— Мучения Дункана только начались, — тихо сказала она — Мучения Эмбер скоро кончатся.
Доминик посмотрел на Кассандру, потом на Эрика.
— О чем это она говорит? — резко спросил он. Эрик только покачал головой, ибо был не в силах ни заговорить, ни успокоить своего сокола. У него был такой вид, будто он получил удар кулаком в кольчужной рукавице.
Послышался еще один яростный вопль. Почти одновременно сверху донеслись ужасные звуки — там что-то, рушилось, билось и рвалось, словно в спальне лорда кипела жаркая битва.
— Саймон, — сказал Доминик, быстро вскочив на ноги.
— Идем!
Бок о бок братья кинулись вверх по каменной лестнице к спальне Дункана. Увидев, что там творится, они как вкопанные остановились на пороге.
Дункан был похож на одержимого. На нем ничего не было, кроме двух янтарных талисманов, в одной руке он держал боевой молот. Зубы его были оскалены, как от сильной боли или ярости, или чудовищного сочетания того и другого.
Бросившись к постели, он сорвал с нее покрывала и швырнул их в огонь. От них повалил густой дым, потом они вспыхнули, и языки пламени взметнулись еще выше, чем раньше.
Молот, превратившийся в расплывчатый диск, свистел и гудел, раскручиваемый бешеной силой Дункановой руки. Вот он опустился, разнес на куски деревянный стол, и Дункан ногой зашвырнул щепки в огонь. Потом молот снова запел, описывая круги вокруг головы Дункана, и эта песня-стон сливалась в жутком дуэте с яростным криком темного воина. Деревянный остов кровати был разбит в щепки и скормлен ненасытному огню.
Доминику приходилось видеть воинов в таком состоянии в пылу сражения, когда все, что было в них человеческого, сажалось на цепь, и оставалась одна ярость.
— Он не услышит никаких доводов, — тихо сказал Доминик Саймону.
— Верно.
— Надо его схватить, пока он не набросился на людей в замке.
— Я принесу веревку из оружейной. Доминик вынул меч из ножен.
— Не задерживайся, брат.
Но его никто не услышал Саймон уже бежал к лестнице.
Очень скоро он вернулся с мотком веревки в руке. Доминик ждал его в дверях; в одной руке он держал свой тяжелый черный плащ, а в другой у него был меч. Завидев Саймона, он сразу убрал меч в ножны.
— Как только я наброшу на молот плащ, наматывай на Дункана столько веревки, сколько требуется, чтобы связать медведя.
Доминик уже собирался шагнуть вперед, когда почувствовал, что сзади подходит Мег. Он выставил руку, не давая ей войти в комнату.
— Не входи, — сказал он ей, понизив голос. — Дункан в неистовой ярости. Он сейчас никого не узнает, и меньше всего самого себя.
Со стоном и свистом молот рассекал воздух Дерево раскалывалось подобно глиняным горшкам. Большой сундук был разбит одним ударом и куски брошены в огонь. Оставались лишь небольшой сундучок и шкаф для одежды.
Как только молот снова начал кружить, Доминик нанес свой удар. Молот запутался в плаще. Прежде чем Дункан успел высвободить рывком свое оружие, Доминик прыгнул, поднырнув у него под рукой, с силой врезался в него и сбил с ног. Дункан так сильно грохнулся об пол, что из него едва не вышибло дух.
Но и этого оказалось мало, чтобы справиться с Дунканом. Если бы не проворство Саймона, то Дункан отразил бы атаку с силой, которую придавало ему охватившее его безумие.
В конце концов братьям удалось-таки связать Дункана, словно дичь перед насадкой на вертел.
Дункан издал последний ужасающий крик и напряг все силы, пытаясь разорвать на себе путы; лицо его набрякло и потемнело. Даже его огромной силы не хватило, чтобы сбросить с себя Доминика, Саймона и связывавшие его веревки. Постепенно чудовищное напряжение стало оставлять тело Дункана.
Тяжело дыша, Саймон и Доминик вытерли заливавший их лица пот и осторожно поднялись на ноги. Дункан лежал неподвижно, с открытыми глазами, уставившись в пустоту. Доминик поднял свой плащ и прикрыл им Дунканову наготу.
— Теперь ты, Мег, — сказал Доминик. — Он тебя знает лучше, чем других.
— Дункан, — тихо окликнула его Мег. — Дункан: Очень медленно Дункан повернул голову и посмотрел на нее.
— Мегги? — спросил он.
— Да, Дункан, это я. Что с тобой случилось? Последние искры безумного блеска в глазах Дункана погасли, и в них не осталось совсем никакого света.
— Ушла, — только и вымолвил Дункан.
— Что?
Ответом было молчание.
Мег подошла и опустилась на колени возле плеча Дункана. Нежно отвела волосы с его потного лба.
— Эмбер? — спросила Мег. — Она ушла?
— Свет… — По могучему телу Дункана прошла судорожная дрожь. — Мегги, она унесла с собой свет.
— Мост поднят, — сказал Саймон Доминику. — Ворота заперты. Эмбер не могла уйти.
— В каждом замке есть хотя бы один потайной ход.
— Тогда она не могла уйти далеко, — настаивал Саймон. — Ночью и в грозу.
Из коридора за спальней послышался негромкий смех. Обернувшись в ту сторону, Саймон и Доминик увидели Эрика. Он смотрел на Дункана с гневом и жалостью в глазах.
— Эмбер — Наделенная Знанием, — промолвил Эрик. — Если ты мигнешь раз, она исчезнет у тебя из глаз. Если мигнешь два раза, то ее уж не достать.